Смидович (Викентий Викентьевич) - беллетрист, известный под псевдонимом В. Вересаева. Родился в Туле 4 января 1867 г. в интеллигентной русско-польской семье (отец поляк, мать русская). Отец его пользовался как врач широкой популярностью. Поступив на историко-филологический факультет С.-Петербургского университета, С. мало занимался науками, так как лихорадочно жил в атмосфере острых общественных вопросов. В 1888 г. он перешел на медицинский факультет Дерптского университета. Будучи студентом, в 1892 г. ""ездил на холеру"" в Екатеринославскую губернию, где, неподалеку от Юзовки, заведовал самостоятельно бараком. По окончании курса С. некоторое время занимался частной практикой, затем поступил ординатором в Боткинскую больницу в СПб. В 1902 г. был административно выслан в Тулу. Во время русско-японской войны отправился в качестве врача на Дальний Восток в действующую армию. Результатом этой поездки был ряд очерков, напечатанных в ""Образовании"" и ""Мире Божьем"". Начав свою литературную деятельность сначала во ""Всемирной Иллюстрации"" (несколько рассказов и одно стихотворение), С. выступил затем в ""Неделе"" с рядом очерков горнозаводского быта рабочих (""Подземное царство""). Изданный им в конце девяностых годов сборник (""Очерки и рассказы"") быстро выдержал четыре издания; одно время С. делил популярность с М. Горьким . Особенно нравились рассказы ""На мертвой дороге"", ""Без дороги"" и ""Поветрие"". Отсутствие художественных достоинств в произведениях С. искупалось их содержанием. Часто лишенные всякой фабулы или с фабулой весьма ординарной рассказы С. по своему духу представляли нечто среднее между Чеховым и Горьким. Герои С. - в сущности те же чеховские люди в ""футлярах"", но только захваченные в тот момент, когда они еще собираются забраться в футляр, видят перед собою готовую поглотить их тину и переживают немалые мучения - мучения людей, у которых отсыхают крылья, которые деревенеют и это чувствуют сами. Они переданы С. с большой задушевной теплотой. Люди девяностых годов, захиревшие в серой, будничной жизни, узнавали у С. свои собственные настроения, узнавали в портретах людей, очутившихся ""без дороги"" и ""без знамени"", себя самих и своих ближайших сверстников. Эти люди настолько ярко изображены С., что среди них как-то теряются другие, более молодые герои, новые силы, нашедшие для себя и дорогу, и знамя. Эти бодрые люди - марксисты. В сущности, С. - ярый пропагандист марксизма. Он выступает против таких устоев народной жизни, как община, артель и т. д., видя в них лишь добрые пережитки прошлого, но отнюдь не залог возможности перехода России в социализм помимо капитализма. С. убежден, что работа разочаровавшегося в народничестве, оставшегося ""без дороги"" революционера, неспособного довольствоваться ""малыми делами"", может быть плодотворной только в промышленной рабочей среде, отрицательно относящейся к политическому и к общественно-экономическому строю. Рассказ ""Поветрие"" написан под впечатлением успехов марксизма, ярко сказавшихся в громадных, до того времени не виданных в России стачках 1896 и 1897 гг. Изобразив марксистское ""Поветрие"", С. дает ряд картинок того, во что это ""Поветрие"" превратилось. Часть общества, примкнувшая к марксизму случайно, от него откололась, а другие, истинные марксисты, вынуждены были уйти в подполье. По цензурным условиям С. осветить подполья не мог. В его рассказе ""На повороте"" отразилось только то, что осталось наверху - люди, остывшие или никогда революционного темперамента не имевшие. Тут целая их галерея, начиная с мертвого Токарева и кончая энергичной, очень полезной для малых дел Варей. ""Остывшие"", очутившиеся опять на мертвой дороге критикуют марксистов, цепляются за новое знамя старого идеализма, но ясно, что все они уже люди мертвые. Варя, называющая марксизм ""книжной теорией"", кончает самоубийством. Люди бодрые и деятельные в повести - по-прежнему марксисты, но очерчены они, вследствие цензурных условий, слабо. Мешает понять намерение автора еще один лейтмотив, проходящий через все рассказы С. Лейтмотив этот - указание на стихийное, страшное ""неведомое"", которое распоряжается живыми людьми, играет ими, как пешками. В ""Записках врача"", вызвавших целую бурю негодования в медицинском мире содержащимися в них профессиональными признаниями, эта основная черта сказывается особенно ясно. С. показывает здесь, в целом ряде фактов, до какой степени человек не защищен от случайностей, как ему мало открыты причины всего происходящего вокруг него. Рассказы ""В одном доме"", ""Конец Андрея Ивановича"", ""На честной дороге"" развивают ту же идею. Герои повести ""На повороте"" особенно подробно останавливаются на этом ужасном ""неведомом"". Лучшей иллюстрацией ко всем почти повестям С. был бы известный картон Шнейдера ""Das Gefuhl der Abhangigkeit"" - изображение скованного по рукам и ногам человека, находящегося в полной зависимости от страшного, тупого и неведомого существа. Страх перед этим существом так ярко проходит повсюду у С., герои его настолько бессильны перед ""неведомым"", что не остается никакой веры, никаких надежд. Энергичные, живые люди ссыхаются, вянут, умирают, и удрученному читателю не остается ничего другого, как с тяжелым чувством хоронить этих мертвецов. Рассказы С. вышли отдельно в 3 томах. ""Записки врача"" выдержали несколько изданий; переведены на французский и немецкий языки. Литература: В. Боцяновский ""Критико-биографический этюд"" (с портр. и факсимиле Вересаева , СПб., 1904); Ant. Mazanovsky ""Gorkij, Czechow, Wieresaiew"" (Краков, 1907); Н. Исполатов ""Мысли старого врача по поводу ""Записок врача""; Медведев ""Врач-художник"" (СПб., 1903); Л. Кюльц ""Ответ на ""Записки врача""; И. Сикорский ""О книге В. Вересаева ""Записки врача"" (Киев, 1902); Фармаковский ""Врачи и общество"" (СПб., 1902). Вл. Боцяновский.